Философ Платон среднего роста, лыс, с одной из тех бородавок на лбу, на которые, невольно заглядываешься, мысленно их отколупывая. Прежде всего Платон удивительно симпатичен, впрочем, — как и все присутствующие. Обширная комната пропитана любовью, и все излучения этой любви направлены в сторону Егора Егоровича, который чувствует себя стеснённым, как бы сжатым в объятиях. Ему тоже хотелось бы или обниматься, или до боли сжать все руки, слившиеся в одну — дружескую, мягкую и ароматную. Сейчас нельзя этого делать. Нужно быть серьёзным и торжественным. Философ Платон, его ученики и помощники, вся его школа кружит вокруг Егора Егоровича, чтобы сделать его достойным восприятия новых чувств и новых тайн; сам он передвигает ногами в зачарованном и полусне, сдерживая улыбку радости и благодарности. Время от времени философ Платон произносит слова, полные высокого значения, хотя ещё не совсем понятные. Ум Егора Егоровича так перегружен работой, что отказывается воспринимать новые материалы и выдавливает из себя совсем постороннее, мирское, профанское, чему не должно быть здесь креста. Так, например, философ Платон продолжает служить агентом в Обществе страхования от огня, от старости, от болезни, инвалидности, автомобильных столкновений и чего-то ещё, очень многого, каких-то особенных: неприятностей, от которых он застраховал и Егора Егоровича, выдав ему три полиса на прочной глянцевой бумаге. Первый полис — смерть, второй полис — пожарный случай, а какой третий Егор Егорович не может вспомнить, да и не к чему здесь вспоминать, это просто болезненный уклон утомленного ума. При этом философ Платон намекнул клиенту, что условия, которые он для него выхлопотал у Общества, совершенно исключительны; это, собственно, не агентская сделка, а скрытая форма братского одолжения, чистой бескорыстной приязни. А какой же третий полис? Тут опять-ведут Егора Егоровича под руки и ставят перед большим картоном с надписями, из которых — он успевает усвоить, что существует неизвестная ему священная книга Тао-Те-Кинг. Надо будет непременно её достать и прочитать. Из важнейших наук Егор Егорович отмечает для себя риторику и диалектику, с которыми он также ещё не встречался. Когда опять раздается голос Платона, Егор Егорович внезапно вспоминает, что третий полис застраховал его от возможных несчастий с фам-де-менаж, например, если она обварит себе руку или неудачно упадет, вынося ведро с отбросами кухни; по этому полису платится какой-то совершенный пустяк, а по всем трём выходит порядочная сумма. Обращайте умственный взор ваш на внутреннюю вашу сущность, устраняя резцом нравственности все неровности, которые ещё извращают грани вашего куба! Да, непременно буду! Я, Егор Тетёхин, даю себе слово быть достойным нового звания, припомнить все, что когда-то в реальном училище знал по геометрии: сумма квадратов двух катетов равна квадрату гипотенузы, параллелепипед, трапеция и прочее. Ещё не поздно освежить в памяти и, главное, пополнить знания, почитать и по истории, и по философии, и по естествознанию. Отмечая на бесконечной прямой конечный её отрезок, циркуль поможет нам в мире нравственном довольствоваться пределами выполнимого. Но Егор Егорович готов на гораздо большее — на выполнение невыполнимого! Он крепко сжимает в кулаке вручённые ему деревянные предметы и не понимает, что шепчет ему водитель: «Дайте это, руку, руку освободите!» Наконец отдает, смущённо и с большим сожалением.
Когда его наконец поздравляют, он смотрит прямо в лицо поздравляющим и ловит в их глазах выражение настоящей приязни, хотя и приправленной снисхождением. Вполне понятно — он лишь на пороге истины! Уже разрешены ему шаги уклона и пути сомнений, но он постарается обойтись без этого, он пойдет прямо туда, куда зовет его звёзда, некогда указавшая путь волхвам. Ему поможет полдневный свет и, главное, близость всех этих замечательных людей, готовых всем пожертвовать, только бы дать ему возможность стать таким же, полным благородных чувств и просвещённым человеком. Пятиконечная звёзда — совершенный человек, распростёрший руки и раздвинувший ноги, чтобы уместиться в её лучах. Поверни концом вниз — и получится козёл, с острой бородкой, рогами и ушами! Вот как нужно быть осторожным в применении своих знаний!
Выходя из подъезда в толпе замечательных людей, Егор Егорович ищет глазами Жакмена, с которым условился посидеть часок в обычном кабачке за обычным столиком. Философ Платон выходит в обыкновенном пальто, приветствует дождик словами: «О-ля-ля!», ставит торчком воротник, сердечно жмёт на прощанье руку Егора Егоровича и тихонько говорит:
— Имейте в виду, дорогой брат Тэтэкин, что правило моё такое: если мне рекомендуют клиента и выходит удача, — начальные агентурные пополам. Вы, конечно, знаете многих своих компатриотов и можете засвидетельствовать, что условия страхования в нашем Обществе исключительно выгодны клиентам. И на случай смерти, и на дожитие. До свидания, дорогой!
— C'est un bon garcon, — ворчит брат Жакмен, — но слишком занят профанскими интересами! Иногда можно от них и отвлечься. Но его любят; он уже пятый год руководит у нас работами ложи.
Брат Жакмен несколько похож фигурой и лицом на Анатоля Франса. В кафе он садится на диван, Егор Егорович устраивается против него на стуле. Гарсон вопросительно склоняется, хотя знает, что ему закажут мандарен-кюрасо и полпива. Из-за кассы кивает кассирша. Мягкими ленивыми шагами подходит здороваться лишённый страстей и воображения кот. Гении добра, толстопузые ребятишки, развязывают шнуры звёздного полога и отрезают членов тайного общества от профанского мира. Анатоль Франс выправляет седые усы, чтобы капли мандарен-кюрасо не пропадали даром. Пивные заводы Франции делают со своей стороны все, чтобы угодить Егору Егоровичу, и не их вина, что ему не нравится ни канифоль, ни персидский порошок, ни пенистый раствор капораля. Пошатавшись, разговор выправляется и вступает на путь желанный.